В третьем послании апостол одобряет верующего за то гостеприимство, которое он оказывал знакомым братьям и странникам, и за великодушную заботу о них во время проводов их в дальнейшее путешествие, в том случае, если они ходили в истине и во имя истины не брали с собой ни денег, ни провизии. Гай принимал их, как подобало, помогал им в своем собственном доме и провожал их в путь. Диотреф, напротив, не любил этих странников, бродивших повсюду без официальной миссии, без средств к существованию и без пропитания. Они отправились в путь ради имени Господа, не взяв ничего от язычников. Если они действительно вышли в путь из-за любви к этому имени, то хорошо поступал тот, кто принимал их.
И вновь апостол настаивает на истине, характеризующей истинную любовь: "Которого я люблю по истине". Так говорит он о Гае. Он обрадовался, когда братья (я полагаю, те, которых Гай принимал в своем доме и которых он поддерживал во время их путешествия) свидетельствовали о той истине, которая была в них, в результате чего он ходил в истине. Принимая тех, кто выходил проповедовать истину, они помогали самой истине, они были сотрудниками с ней, чего нельзя сказать о Диотрефе, ибо он не только отказывался принять этих странствующих проповедников, но и запрещал делать это желающим. Он сам стремился к власти. Апостол хотел напомнить об этом, ибо долгом христианина было творить добро: "Кто делает добро, тот от Бога".
В отношении истины апостол говорит, что сама истина свидетельствует о Димитрии. Я полагаю, что последний распространял ее и что утверждение и укрепление истины повсюду (по крайней мере там, где он трудился) свидетельствовало о нем самом.
Утверждение истины как испытание в последние дни весьма замечательно. И таким же является это проповедование странниками, людьми, которые ничего не взяли от язычников, когда вышли в путь, предоставляя Богу позаботиться о том, чтобы их принимали все, имевшие истину в сердце, и истина была их единственным пропуском к христианам и единственным средством, с помощью которого апостол мог защитить верующих. По-видимому, эти проповедники были из иудеев, ибо апостол говорит о них: "Не взяв ничего от язычников". Именно таким образом он выделяет их. Я отмечаю это потому, что если это так, то значение выражения "и не только за наши" (1 Иоан. 2, 2) становится простым и понятным, поскольку иначе оно будет понятно не всем. Апостол Иоанн, как и Павел, делает различия между нами и иудеями, хотя они едины во Христе. Мы также можем заметить, что апостол обращается здесь к собранию, а не к Диотрефу, местному главе, и что это был лидер, который, любя первенство, противился словам апостола, в то время как cобрание, по-видимому, не желало подчиняться Диотрефу.
Гай упорно продолжал делать добрые дела, несмотря на власть в собрании Диотрефа (каким бы ни были его права или притязания на права), которую, очевидно, имел Диотреф, изгоняя некоторых людей из собрания.
Придя, апостол Иоанн (подобно Павлу) явил бы свою настоящую власть. Он не признавал за собой права, как духовное лицо, исправлять сложившееся положение одними лишь повелениями. Его послания весьма замечательны в этом отношении. На тех, кто отправлялся проповедовать, он влиял одним лишь средством: призывал их быть внимательным к истине, к этому он призывал даже женщину. Влияние проповедника заключалось именно в этом. Его правомочность - другое дело. Апостол не знал ни одной власти, которая бы одобрила подобную миссию, отсутствие которой доказывало ее ложность или самозванство. Весь вопрос принятия проповедников упирался в учение, которое они несли. У апостола не было другого способа судить об авторитетности их миссии; тогда и не было другого способа, ибо если бы он и был, то это влияние исходило бы от него. Он мог бы заявить: "А где доказательства правомочности их миссии?" Его же волновало лишь то, несут ли они истину. Если нет, то их не следовало приветствовать. Если же они несли истину, то было добрым делом принимать их, несмотря на всех диотрефов этого мира.
Третье послание Иоанна вновь призывает нас бережно относиться к изумительной мудрости Господа, выраженной в обращении: "Старец - возлюбленному Гаию", как мы уже, надеюсь, убедились в этом во втором послании в обращении к "избранной госпоже и детям ее". Без третьего послания мы бы очень много потеряли, ибо здесь тоже мы можем видеть пренебрежение неверием, уже отмеченное у переписчика того времени, и непосредственное утверждение огромной ценности послания. Драгоценное и необходимое дополнение весьма кстати особенно в это бедственное время. Если бы мы имели второе послание Иоанна без третьего, то у нас была бы одна отрицательная сторона без положительной: лишь предупреждение против зла без утверждения добра. И то и другое весьма необходимо. Каким было бы второе послание Иоанна, если бы оно одно из этих двух дошло до нас в настоящий момент? Я хотел показать, насколько оно восхитительно и ни с чем несравнимо по своему собственному замыслу - как оно непредставимо ни в каком другом месте Писании, хотя при этом данное послание созвучно всему его тексту. Всем известно, что принцип, содержащийся в данном послании, пронизывает весь Новый Завет, но сила его претворения, степень его святой ревности о Христе обнаруживаются именно здесь. Однако если предположить, что у нас не было бы третьего послания Иоанна, то каким был бы весьма вероятный результат? Я уверен, что мы подверглись бы опасности сужения нашего кругозора, мы должны были бы постоянно страшиться антихриста среди окружающих нас, мы бы только и следили, чтобы каждый пришелец в нашем доме вдруг не оказался бы не принимающим учение Христа.
Однако апостол вовсе не призывает нас все время остерегаться зла со стороны других. Никогда не следует быть подозрительными. Не вера, а плоть чревата грехом. С другой стороны, если человек приходит и не приносит учение Христа, не следует обвинять в подозрительности или нелюбви того, кто отнесется к нему как к антихристу. Мы любим по истине, и это мудрость, которая приходит свыше, и, более того, это подлинное послушание и верность Христу. Но не простительно позволять сомневаться и вопрошать тому, кто или сам с собой или в разговоре с друзьями легкомысленно относится к славе Христа. Вот некий человек, носящий имя Господа, пришел не без Варнавы, который знает и может рекомендовать его, пускаться в рассуждения, не имея никаких доказательств относительно этого, что явно противоречит Христу. Именно здесь, я думаю, мы можем больше узнать о ценности и назначении третьего послания, которое так же решительно и настоятельно во внушении теплых чувств к верным слугам Господа, как второе послание, в предупреждении против злоупотребления именем Христа, чтобы мы не могли закрывать глаза на тот факт, что имеются люди, которые оскорбляют это имя, чтобы низвергнуть его личность и его истину.
Таким образом, третье послание не адресовано госпоже и ее детям. Это не отвечало бы его целям. Зачастую, как мы знаем, госпожи и их дети хотят не назиданий, не выражения теплых чувств, исходящих от проповедующих, и это общеизвестно. Немного найдется более распространенных ловушек для паствы в собрании Бога вроде вредного влияния, которое некоторые осуществляют, и притом сознательно ища его, над женщинами и молодыми людьми. Я имею в виду не тех, кто ищет обращения душ, но тех, чье рвение проявляется вне сферы назиданий, кто создает партии в основном при участии женщин и детей. Несомненно, так всегда и происходило. Если проследить историю собрания, то можно обнаружить, что когда люди преследуют неверную цель, то они не ищут мыслящих людей - тех, кто мог бы поддержать их и разделить их позиции, и еще меньше они ищут тех, кому Бог даровал благодать как верным служителям с независимыми суждениями, они чураются подобных людей и избегают совещаться, когда это может принести пользу, забираясь в разные углы и закоулки, где они могут в свое удовольствие проповедовать учения, приносимые ими тайно, узкому кругу.
Мы приобрели печальный опыт относительно всего этого. Это далеко не то, что мы могли бы прочесть о других людях в былые дни. Мы увидели и узнали все это сами. Мы горько были опечалены этим, и мы должны упомянуть об этой ловушке, если, конечно, мы действительно любим детей Бога и ревнуем о славе Христа. Несомненно, не подлежит сомнению прискорбный факт враждебности сатаны и того, что он использует тех, кто носит имя Христа для того, чтобы низвергнуть его славу, насколько это в его силах. И Святой Дух предупреждает об этом, хотя Слово и жизненный опыт доказывают, насколько могуществен Он во всем, что касается любви и славы Христа. Ибо действительно есть люди, преданные и верные этому имени; и мы просто обязаны проявить к ним любовь и поддержку и ободрить и помочь их всевозможным начинаниям, оказывая им почет, поскольку мы отвечаем за то, что никакие обстоятельства, ни старые заслуги, ни сердечность, ныне проявляемая, ни узы плоти и крови, ни другие человеческие соображения не ослабят наш торжественный отказ и отвращение от того, что отрицает Иисуса.
Итак, третье послание адресовано Гаию - несомненно, человеку, исполненному гостеприимства и благодати. Мы все слишком хорошо знаем, что люди склонны быть несколько эгоистичными. Женщины, как это нам известно, от природы отличаются чувственностью. Мужчины, если они обладают тем, чего от них ожидают, должны иметь некоторую долю рассудительности, но тогда их рассудительность может быть подпорчена их эгоистичностью, хотя это, вне сомнения, может зачастую быть скрыто, возможно, и от их самих претензиями на осмотрительность и. т. д. Женщины же в большинстве своем обладают более добрым и отзывчивым сердцем.
Таким образом, здесь чрезвычайно явственно проступает мудрость Бога. В самых добрых людях требуется пробуждать чувства, назидая относительно того, в чем они обязаны перед приходящими во имя Господа Иисуса. Для женщин это вряд ли стоит подчеркивать. Наоборот, обычно их следует призывать несколько умерить свой пыл. Но что касается мужчин, то я редко видел мужчину, который не нуждался бы время от времени в увещевании или одобрении относительно такого рода любви. Разве мы не признаем мудрость Бога, хотя и в новой форме? "Старец - возлюбленному Гаию, которого я люблю по истине". Сам по себе это был великодушный человек, но он не стал бы хуже, если бы его ободрили. Есть опасность получения разочарования в этих муках любви. Существует много трудностей и разочарований, и нет человека, который не нуждался бы иногда в Слове Бога для укрепления духа и веры в Господа, чтобы источник любви мог дать свежую и изобильную струю.
Здесь мы сталкиваемся с тем фактом, что именно с этим намерением апостол обращается к "возлюбленному Гаию". Он также любил его "по истине". И для апостола не имело значения, была ли то избранная госпожа и ее дети, или возлюбленный Гай. И это не из-за его гостеприимства, но потому, что "которого я люблю по истине". Несомненно, апостол придавал большое значение его щедрости и заботливости, но в вопросах, полностью отличавшихся от рассматриваемых во втором послании, той особенностью, которая волновала его душу было - "которого я люблю по истине". "Возлюбленный! молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает душа твоя". Ему было небезразлично даже телесное здоровье Гаия. Святой Дух вдохновил его написать об этом. Это было не просто дружеским посланием и не простой констатацией факта, добавленной к тому, что было вдохновлено свыше; здесь все изложено в подлинном апостольском послании, написанном старцем Иоанном своему брату. Он пожелал, чтобы тот преуспевал и здравствовал во всем, как успевает его душа. "Ибо я весьма обрадовался, когда пришли братия и засвидетельствовали о твоей верности, как ты ходишь в истине. Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине". Апостолу было радостно услышать подобное свидетельство твердости Гаия в истине, равно как и услышать обо всех, кого он возлюбил.
"Возлюбленный! ты как верный поступаешь в том, что делаешь для братьев и для странников". Общепринятый текст и английский перевод, кажется, весьма своеобразно выразили это в том смысле, что они не были братьями. Замысел, явно, заключался не в этом. Он размышляет о братьях, которые в его представлении были странниками. Это были не просто братья, которые жили вместе с Гаием; здесь речь могла идти о замечательной дружбе. Доброта, проявляемая Иоанном по отношению к чужестранным братьям, которых он не знал, была доказательством большей любви и гостеприимства по отношению к христианам, которых он не знал. "Они засвидетельствовали перед церковью о твоей любви. Ты хорошо поступишь, если отпустишь их, как должно ради Бога, ибо они ради имени Его пошли, не взяв ничего от язычников. Итак мы должны принимать таковых, чтобы сделаться споспешниками истине".
Это было особым уставом для братьев. Они, служа только Христу, не растрачивали себя на людей, мир, плоть. И только во имя Его они брались за какое-либо дело. Их больше ничего не интересовало, и апостол сказал: "Итак мы должны принимать таковых"; не "вы", а "мы". Как задушевно обращается к Гаию тот, кто обнимал Иисуса! Окажись апостол в тех же обстоятельствах, что и Гаий, он повел бы себя так же, но его апостольство не освобождало его от искренних проявлений любви к слугам Господа, которые могли занимать совсем другое место, нежели он сам. Очевидно, что именно так и обстоит дело, потому что в предыдущем стихе он говорил "ты", в следующем же стихе он сказал: "Я". Несомненно, когда он заменяет "ты" на "вы" или "я", он говорит это всерьез. Так мы обнаруживаем, что если во втором послании было выражено сожаление в связи с обнаружением обманщиков и антихристов, ищущих, как быть принятыми среди простодушных, то в третьем послании мы видим радость, с которой приветствуют этих верных братьев, которые подвизались во имя Христа, и любвеобильное, радостное сердце, которое столь превозносится. Святым Духом имя Гаия неизгладимыми буквами вписано в писания истины, как и имена его сотоварищей.
Но у этой светлой картины есть и теневая сторона. "Я писал церкви; но любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас. Посему, если я приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев, и запрещает желающим, и изгоняет из церкви".
Здесь мы сталкиваемся с другим злом, которое ясно обозначено. Диотреф - пример служителя собрания, совершенно отличного от служителей Христа, что дает нам Писание. Здесь нет служения, потому что нет любви. Диотреф представляет собой духа, который противостоит свободному проявлению Святого Духа и противоборствует даже апостольской власти, чтобы обрести или утвердить свое собственное превосходство. Самодовольство, дух соперничества по отношению к вышестоящим, нетерпимость к другим, тоже поставленным на служение, презрение к пастве и при этом частое потворство наименее достойным ради собственных целей - вот характерные черты клерикализма. Я имею в виду не одних священников, ибо есть благочестивые люди, которые несравненно лучше, чем можно было бы судить по их положению. С другой стороны, это пагубное явление нигде не оскорбляет так, как там, где проповедуемая истина полностью его осуждает.
Если бы Диотреф был призван служить Господу, хотя внешне это никак не проявлялось, то разве не было бы тогда сотен и тысяч людей не хуже его, не менее призванных во имя Христа для выполнения того же дела, что и слуги Христа, по праву, полученному у Христа? Невозможно говорить о своем праве на имя Христа, не признавая того же права и за другими. Разве Диотреф не был обязан уважать имени другого? Тот, кто делает это честно и по истине, не может, наверное, требовать имени только для себя. Но именно так и поступил Диотреф, и это отличительная черта клерикализма. Вопрос не в служении и даже не в том, что люди называют "богослужением". Кто станет сомневаться в богослужении? В то же время кто может отрицать, что Бог использует тех слуг, которые не назначены официально? Я считаю, что Он утвердил свое собственное имя в своем собрании, чтобы восставить человека произнести слово, и это может быть важным словом, и, возможно, этот человек больше не будет призван говорить - и это слово может быть использовано с некой особенной целью. Бог в древности обладал подобным правом, и, конечно, Он и поныне не отказался от него: без сомнения, есть множество путей, которыми Он ведет тех, кто, возможно, не имеет определенного положения в собрании Бога. Совершенно отвергнуть все это ради своей персоны, чтобы быть во главе и распоряжаться, - таково было подспудное желание Диотрефа. Именно этому и ничему другому мы бываем зачастую свидетелями. Предположим, люди имеют большие дарования, тогда тем более они должны допустить проявление менее блестящих даров, ибо нет более верного признака слабости дела кого-либо, чем нежелание признать дела других. Тот, кто ценит свое собственное призвание служить, данное Господом, обязан всячески содействовать всем в их трудах. Но Диотреф не поступал так. Делал ли он вид, что желает только того, что поучительно для большинства, и потому так был настроен против менее красноречивых проповедников? Он посмел восстать даже против апостола. Истина состоит в том, что он считался лишь с самим собой и стремился ко всяческому превосходству. У нас нет причин полагать, что он имел склонность еще к чему-либо или любил еще кого-либо. Таким был человек, который осмелился противопоставить себя Иоанну; и, как мы видим, апостол сказал, что запомнит его. И Господь не забыл этого.
Но Иоанн не мог закончить послание на столь печальной ноте. Обращаясь к более радостной теме, он сказал: "Возлюбленный! не подражай злу, но добру. Кто делает добро, тот от Бога; а делающий зло не видел Бога".
Замечательно то, как до последнего послания звучит здесь ключевая нота первого! Если тогда и были стремящиеся к самовозвеличению люди с дарованиями или без них, с положением и влиянием или не имевшие таковых, то есть и другие, придерживающиеся иного мнения. "О Димитрии засвидетельствовано всеми и самою истиною; свидетельствуем также и мы, и вы знаете, что свидетельство наше истинно".
Заканчивает апостол приветствием: "Многое имел я писать; но не хочу писать к тебе чернилами и тростью, а надеюсь скоро увидеть тебя и поговорить устами к устам. Мир тебе. Приветствуют тебя друзья; приветствуй друзей поименно". Здесь содержатся некоторые интересные небольшие отличия от второго послания, но я опускаю подробности и перехожу к следующей теме.